Steufer

Видишь ли, Макс, не так уж сложно вернуться в Ехо, у тебя это получится, ты выкрутишься, ты всегда можешь выкрутиться, самая живучая порода... Но твой Мир все равно когда-нибудь заберет тебя, он будет делать это снова и снова, если только ты не убедишь его, что тебя больше нет. Ты понимаешь, о чем я говорю?"

"Не очень-то..[].. Может быть вы просто скажете мне, что я должен делать?"

"А я уже сказал. Тебе нужно убедить свой Мир, что тебя больше нет, хорошенько убедить всех, кого это касается... [].. прости, я не совсем правильно выразился, да?"

Инженер Штойфер возвращался домой.
Дома, как обычно, его ждала рутина: жена, дети, эт сэтэра.
Но эти полчаса были в его распоряжении: с момента выхода с работы до момента, когда он переступит порог своего дома, он хотел употребить их на собственные, ничем не омраченные мысли. Желательно с банкой пива. Это было его, короткое время, но его. Чтобы прийти в себя.


Сантехник Петров, по совместительству дворник дома номер восемь, отхлебнул прямо из горла, и, морщась, закусив воблой трехдневной давности, посмотрел наверх.
С того дня, как два верхних этажа, достроенные над старым мансардным, были сданы в эксплуатацию, он потерял привычный пьяный покой. Даже сейчас, он внимательно прислушивался к надрывному стону сливной трубы, еле справляющейся с потоком… воды.
- Ну! Понадстраивали тут! – икнув, пробормотал Петров. – Поди, не каучуковая (это слово он произнес с гордостью эрудита), бабах – и всё – бултых!.. – уже не подбирая слов, сказал он. Водка приятно согревала горло.
В каморке, которую сантехник гордо именовал своей квартирой, на самом потолке, виднелся рукав той самой трубы, заботливо проложенной небрежными строителями еще в пятидесятых годах коммунизма. Привычный шум, никогда не беспокоивший не бывающего трезвым сантехника, эдак уже полгода – после реконструкции дома – усилился до странного.
Казалось, что старая труба, рассчитанная на пять этажей, почти не справляется с семью: так горничная, обслуживающая в течение сорока лет три поколения династии европейского рантье, внезапно приходит в ужас при появлении воспитанного в Америке и одичавшего (на её взгляд) потомка.


Ольга Степановна, придя с почты, сразу же метнулась к холодильнику. Старые привычки пережившего войну человека давали себя знать.
- Опять ничего не съел, мерзавец!.. – Запах из трехлитровой кастрюли, извлеченной из холодильника, неприятно ударил ей в нос. – Готовишь на него, готовишь, а Гриша, поди, поминай, как звали!..
(Гриша, ушедший в поход с однокурсниками два дня назад, надо признаться, съел целых три тарелки вкуснейшего бабушкиного супа, но на большее его не хватило.)
Если бы у него даже были братья и сестры, желательно эдак штуки три или четыре, и то они не смогли бы вместить в свои желудки всю величину заботы любимой бабушки. Ольга Степановна, ожидая дорогого внука, всегда готовила на девятерых.
Зажав нос, бабушка направилась к туалету.

Дарья, выключив струю воды, томно потянулась в почти полной ванной.
- Как хорошо!.. Целый день работаешь: этот козел, начальник, эти бухгалтерши, перезревшие климактерические тетки… - последующий монолог слишком распространён, чтобы быть воспроизведенным здесь как авторский вымысел.
Правая щека Даши коснулась приятной прохладной пены.

- Конечно же, как говорится, поскреби врача – увидишь инженера-гидравлика. – как будто со стороны услышал Штойфер свои же слова. – Надо же: «Ваше давление превышает ваш пульс: вы словно живете под обветшавшей плотиной!» - Инженер, хохотнув, отхлебнул еще пива. – Да что он, докторишка, будет рассказывать мне о физике?.. Своих забот полно, еще слушать его же бред за мои же кровные деньги?!.. – Штойфер сплюнул и повернул направо, чтобы перейти улицу.


…Ольга Степановна, открыв крышку унитаза, брезгливо вылила в горловину оставшиеся два с половиной литра прокисшего супа, утратившего её (а всё ведь Гриша, негодяй!) благоволение.
– Век не готовить мне на этого оболтуса!.. – сердито нажала она на рычаг.

…Дарья, расслабленно потянувшись в теплой ванной в последний раз, неспешно выдернула сливную пробку.
– Козлы. Не хочу их больше видеть!.. Никого!.. – Она привстала с ванного ложе за махровым полотенцем.

… Сантехник и сторож Петров, услышав из каморки, которая служила ему также и кухней, возрастающий грохот, бросился к вентилю трубы.
Увы.
Разорвавшаяся система слива встретила его грязным буруном в самом конце коротенького коридора.
Он не добежал какие-то три или четыре метра.



На другом конце Европы, инженер Штойфер рухнул навзничь, не дойдя полметра до тротуара напротив.
Его лицо, которое годы назад, называли приятным и даже красивым, обезобразилось гримасой боли. Струйка пива из банки, миновав открытый теперь уже навсегда рот, медленно стекала в решетку водостока.

Рёв воды усиливался.
.